Чужестранка Книга 1 - Страница 36

К оглавлению

36

Он заморгал, явно потрясенный моим лексиконом, но тотчас же черты его лица обрели обычную твердость.

— А вот об этом, — сказал он, — и следует подумать. Пока же, мистрисс, вы желанная гостья в Леохе.

Он поднял руку, изящным жестом давая понять, что аудиенция окончена, и застывший в дверях слуга сделал шаг вперед, собираясь проводить меня в мою комнату.

Колам не произнес слов, которые тем не менее напрашивались сами. Когда я уходила, они висели в воздухе надо мной, как если бы их высказали: «До тех пор, пока я не узнаю, кто вы есть на самом деле».

Часть вторая
ЗАМОК ЛЕОХ

Глава 6
ПРИЕМНАЯ КОЛАМА

Маленький мальчик, к которому мистрисс Фиц-Джиббонс обращалась как к «юному Алеку», пришел, чтобы передать мне приглашение на обед. Трапеза проходила в длинной, узкой комнате, по длине всех стен уставленной столами, вдоль которых непрерывно сновали слуги, появляясь из двух сводчатых проходов по обоим концам комнаты с подносами, досками для хлеба и кувшинами в руках. Лучи заходящего солнца раннего лета проникали в помещение сквозь высокие узкие окна; в канделябры по стенам были вставлены факелы — их, очевидно, зажгут с уходом дневного света.

Знамена и тартаны висели по стенам между окон, красочными пятнами выделяясь на фоне серого камня. Словно по контрасту, люди, собравшиеся на обед, были в одежде практичных оттенков серого и коричневого цвета либо в охотничьих килтах светло-коричневого и зеленого тонов, незаметных среди зарослей вереска.

Я чувствовала взгляды, сверлящие мне спину, пока юный Алек вел меня к «верхнему» концу покоя, но большинство обедающих вежливо опустили глаза в тарелки. Здесь, как видно, особых церемоний не полагалось, ели кто как хотел, сами накладывая себе яства с деревянных блюд или переправляя собственные деревянные же тарелки по столу в дальний конец комнаты, где два подростка поворачивали вертел с целой бараньей тушей над огнем великанского очага. Обедающих было человек сорок да еще человек десять слуг. Гул громких разговоров заполнял помещение, говорили в основном по-гэльски.

Колам уже восседал во главе стола, коротенькие ноги скрыты под резным дубовым стулом. Он любезно кивнул при моем появлении и указал мне на место слева от себя, рядом с пухленькой и миловидной рыжеволосой женщиной, которую он мне представил как свою жену. Звали ее Летицией.

— А это вот мой сын Хэмиш, — добавил он, положив руку на плечо мальчику лет семи или восьми, красивому и тоже рыжеволосому, который поднял глаза от своей тарелки лишь для того, чтобы коротко кивнуть мне, отмечая таким образом мое появление.

Я посмотрела на мальчика с любопытством. Как и другие Макензи-мужчины, каких мне уже довелось увидеть, он был широкой плоскоскулый, с глубоко посаженными глазами. Исключая разницу в цвете волос, он казался уменьшенным подобием своего дяди Дугала, сидевшего с ним рядом. Две девочки-подростка, занимавшие места рядом с Дугалом по другую сторону, были мне представлены как его дочери Маргарет и Элинор; обе они, знакомясь со мною, хихикали и подталкивали одна другую.

Дугал приветствовал меня короткой, но дружелюбной улыбкой, но перед этим пододвинул ко мне блюдо, к которому уже было протянула ложку одна из его дочерей.

— Где ваши манеры, барышня? — проворчал он. — Сначала гостье.

С некоторым колебанием я приняла поданную мне большую роговую ложку. Кто знает, что там у них лежит на блюде… C немалым облегчением я тут же обнаружила, что мне предлагают нечто давно знакомое и по виду и по запаху — копченую селедку.

Я никогда не пробовала есть селедку ложкой, но нигде не было видно ничего похожего на вилку, и я смутно припомнила, что трехзубые вилки особой формы вошли в употребление гораздо позже.

Приглядевшись к поведению едоков за другими столами, я убедилась, что в тех случаях, когда ложка неудобна для еды, они орудуют кинжалами, чтобы отделить кости или разрезать мясо, благо кинжалы у них всегда под рукой. У меня кинжала не было, и я решила все-таки попробовать подцепить селедку ложкой, но встретила строгий осуждающий взгляд темно-голубых глаз юного Хэмиша.

— Вы еще не прочитали благодарственную молитву, — сурово произнес он и нахмурился.

Он явно счел меня лишенной совести язычницей — если не совсем отъявленной грешницей.

— Может быть, вы сделаете это вместо меня? — решилась я попросить его.

Голубые глаза широко раскрылись в изумлении, но после недолгого размышления мальчик кивнул и сложил руки, как полагается в этом случае. Он окинул взглядом стол, убедился, что ему внемлют с должным пониманием и уважением, и, наклонив голову, произнес:

—У которых есть что есть, те подчас не могут есть, А другие могут есть, да сидят без хлеба. А у нас здесь есть что есть, да вдобавок есть чем есть, Значит, нам благодарить остается небо!.. Аминь.

Подняв глаза над своими молитвенно сложенными руками, я встретилась взглядом с Коламом и улыбкой дала ему понять, что оценила самообладание его отпрыска. Он подавил собственную улыбку и с серьезным лицом кивком поблагодарил сына, промолвив:

— Хорошо сказано, мальчик. Передай, пожалуйста, хлеб.

Разговоры за столом в основном ограничивались просьбами передать то или другое блюдо, ибо каждый пришел для того, чтобы как следует поесть. У меня аппетит отсутствовал, частью по причине ошеломляющих обстоятельств, а частью потому, что селедки мне не хотелось. Но баранина была недурна, а хлеб — свежий, хрустящий — просто восхитителен, причем его можно было есть со свежим несоленым маслом.

— Надеюсь, мистер Мактевиш чувствует себя лучше, — вставила я свое слово во время краткого перерыва в еде. — Я что-то не видела его здесь.

36