Я ответила ему, пожав плечами:
— Не надо быть искусным лекарем, чтобы перевязать неглубокую рану.
Он улыбнулся.
— Может быть, и так, однако необходимо немалое умение, чтобы проделать это в кромешной темноте на обочине дороги, не так ли? А мистрисс Фиц рассказала, как вы наложили лубок на сломанный палец одному из ее маленьких помощников, как нынче утром перевязали обваренную руку кухонной девушке.
— Тут тоже нет ничего особо трудного, — возразила я, недоумевая, к чему он клонит.
Колам махнул рукой одному из слуг, и тот немедленно достал из ящика секретера небольшую чашку с крышкой, Колам снял крышку и принялся бросать на пол клетки птичий корм из чашки. Словно крохотные мячики для крикета посыпались с веток на пол клетки — так быстро пташки слетели вниз, а за ними и овсянка, сидевшая на пальце у хозяина.
— У вас нет связей с кланом Битонов? — спросил Колам.
Я вспомнила, что об этом уже спрашивала меня мистрисс Фиц во время нашей с ней первой встречи.
— Никаких. А какое отношение этот клан имеет к медицине?
Колам уставился на меня в изумлении.
— Как? Вы ничего о них не слышали? В горах Шотландии Битоны славятся как лекари. Многие из них являются странствующими целителями. У нас здесь некоторое время жил один.
— Жил? А что с ним случилось потом?
— Умер, — спокойно ответил Колам. — Подхватил лихорадку, которая унесла его за неделю. С тех пор у нас нет лекаря, если не считать мистрисс Фиц.
— Она лечит очень умело, — сказала я, тут же припомнив, как хорошо она справилась с травмами Джейми.
Это воспоминание повлекло за собой мысль о том, кто, собственно, навлек на Джейми наказание, и я ощутила приступ острой неприязни к Коламу. Неприязни — и одновременно опаски. Я напомнила себе, что именно этот человек воплощает в себе закон, суд и расправу по отношению к подданным своего маленького государства — и вершит суд по своему собственному усмотрению.
Он кивнул, все еще любуясь птицами. Но вот он вытряхнул остатки корма, чтобы побаловать прилетевшую позже других серо-голубую птаху.
— О да, — ответил он, — она имеет достаточный навык, но у нее слишком много других забот, ведь на ней все хозяйство замка, она обслуживает всех, в том числе и меня, — заключил он с внезапной милой улыбкой. — Я подумал вот о чем, — продолжал он, очевидно, поощренный моей ответной улыбкой. — Как мне кажется, вам сейчас особенно нечем занять ваше время, так почему бы вам не взглянуть на то, что оставил после себя Дэви Битон? Вы могли бы разобраться, насколько полезны оставленные им снадобья и так далее.
— Ну… вполне возможно. Почему бы и нет?
По правде говоря, мне надоедало крутиться только между тремя точками — огородом, моей комнатой и кухней. Любопытно взглянуть на то, что покойный мистер Битон считал полезным и необходимым для своей профессии.
— Энгус или я сам могли бы проводить леди вниз, — почтительно позволил себе предложить слуга.
— Не беспокойтесь, Джон, — ответил лэрд, вежливым жестом отсылая слугу. — Я сам все покажу мистрисс Бошан.
Ему было нелегко спускаться по лестнице и, вероятно, больно, однако он явно не желал ничьей помощи, и я ее не предложила.
Врачебный кабинет мистера Битона притаился в отдаленном уголке замка, спрятанный от посторонних взглядов за кухонными помещениями. По соседству — и достаточно близко — находилось только кладбище, где и покоился ныне бывший хозяин кабинета. Узкая, темная комната в задней части замка могла похвалиться всего лишь одним маленьким и высоко расположенным окошком; плоский луч солнечного света отделял темный и высокий сводчатый потолок комнаты от глубокого сумрака нижней ее части.
Заглянув вслед за Коламом в мрачную нишу этой комнаты, я увидела высокий шкаф, оборудованный множеством крошечных ящичков с этикетками, написанными кудрявым затейливым почерком. Кувшинчики, коробочки и бутылочки всех размеров и форм тесно стояли на полках над прилавком, на котором покойный Битон, очевидно, имел обыкновение готовить свои медицинские препараты — судя по пятнам на прилавке и по ступке с остатками какого-то вещества.
Колам вошел в комнату впереди меня. Пыль, поднятая им, закружилась в луче света клубом — словно здесь по меньшей мере повалился надгробный камень. Колам постоял немного, давая глазам привыкнуть к полутьме, затем медленно двинулся вперед, поглядывая то в одну сторону, то в другую. Мне подумалось, что он, скорее всего, впервые вошел в эту комнату.
Глядя, как он хромает, пробираясь по узкому проходу, я сказала:
— Знаете, вам помог бы массаж. Я имею в виду, что он снял бы боли.
В его взгляде на мгновение вспыхнул огонь, и я пожалела о своих словах, но вспышка угасла столь же быстро, как и возникла, и на лице обозначилось привычное выражение вежливого внимания.
— Делать его надо усиленно, — отважилась я на новое высказывание, — особенно в нижней части позвоночника.
— Знаю, — ответил он, — Энгус Мор делает мне массаж по вечерам. — Он дотронулся пальцем до одной из бутылочек и сказал: — Это могло бы дать вам представление о способах лечения.
— Отчасти, — осторожно ответила я, опасаясь, как бы он не надумал расспрашивать меня, что это за набор медикаментов.
На бутылочке, на которую он указал, было написано: «Ригlesovis». Кто знает, что это такое! К счастью, Колам поставил бутылочку на место и осторожно провел пальцем по пыльной полке.
— Немало времени прошло с тех пор, как сюда кто-то заглядывал, — произнес он. — Я велю мистрисс Фиц, чтобы она послала сюда своих девчушек прибраться, как вы на это смотрите?