А о тех, что существуют, сказать нельзя, подумала я. Дискретность мистера Гоуэна, возможно, и не имеет границ, но отнюдь не его доверчивость.
— Надеюсь, он послал вас не затем, чтобы вынудить меня к дискредитирующим признаниям? — спросила я, неожиданно пораженная этой мыслью.
— О нет. — Мистер Гоуэн коротко рассмеялся. — Право же, нет, дорогая моя. Я выполняю весьма ответственное дело: пишу расписки для Дугала и веду отчетность, а также оформляю законные соглашения для членов клана, которые живут в отдаленных местностях. И боюсь, что, несмотря на мой вполне солидный возраст, я не вполне перерос тягу к приключениям. Жизнь сейчас стала гораздо упорядоченнее, чем была когда-то, — он испустил вздох, в котором, возможно, крылось сожаление о тех давних временах, — однако разбойные нападения на дорогах всегда происходят, и стычки на границе тоже. — Он похлопал рукой по второй седельной сумке. — Эта сумка не совсем пустая.
Он отогнул кожаный клапан таким образом, чтобы я могла увидеть поблескивающие рукоятки пары украшенных резьбой пистолетов, закрепленных скобами таким образом, чтобы их удобно было достать.
Он окинул меня взглядом, вобравшим всю мою фигуру, и сказал тоном мягкой укоризны:
— Вам бы тоже надо иметь оружие, дорогая. Хотя Дугал, вероятно, счел это неуместным… пока. Я поговорю с ним об этом.
Остаток дня мы провели в приятной болтовне о добрых старых временах, когда мужчины были мужчинами в полном смысле слова, а пагубные плевелы цивилизации еще не в столь сильной степени засоряли чистые просторы и прекрасную дикую природу горной Шотландии.
Едва спустилась ночь, мы раскинули лагерь на поляне при дороге. У меня было одеяло, притороченное сзади к седлу; укрывшись им, я готовилась провести свою первую ночь на свободе, вне стен замка. Когда я уходила от костра к деревьям, за которыми хотела устроить себе ложе, я видела, что за мной следят внимательные глаза. Оказалось, что даже под открытым небом свобода имеет пределы.
Первого селения, где мы должны были остановиться, мы достигли примерно в полдень на второй день поездки. Селение представляло собой кучку невзрачных домов — три не то четыре, — и расположены они были у входа в небольшую горную долину. Из какого-то дома вынесли табурет для Дугала, а доску, которую везли в одной из телег, уложили на два других табурета — она должна была заменить письменный стол мистеру Гоуэну.
Гоуэн вытащил из заднего кармана сюртука большой накрахмаленный квадратный кусок полотна и расстелил его с величайшей аккуратностью на здоровенном чурбане, временно сменившем свои обязанности колоды для рубки дров на более почетную должность. Гоуэн уселся на чурбан и принялся раскладывать свою чернильницу, перья, счетные книги с тем же видом, с каким, вероятно, Делал это за кружевными занавесками в Эдинбурге.
Один за другим подходили владельцы ферм, чтобы совершить свою ежегодную сделку с представителем лэрда. Дело двигалось мешкотно — прежде всего потому, что проводилось с куда меньшим соблюдением формальностей, нежели в замке Леох. Каждый из мужчин подходил, освободившись от работы в поле или в сарае, и приносил с собой табурет, на который усаживался на правах равного рядом с Дугалом, и принимался объяснять что-то, на что-то жаловаться или попросту болтать о том о сем.
Некоторые приходили в сопровождении здоровых, крепких сыновей, кто с одним, а кто и с двумя. Парни тащили мешки с зерном или шерстью. В завершение каждого разговора неутомимый Нед Гоуэн писал расписку в получении ежегодной ренты, пунктуально заносил сведения о сделке в счетную книгу и пальцем указывал фермеру или его сыну на телегу, чтобы тот любезно погрузил в нее мешок. Значительно реже в глубины его кожаной сумки опускалась с легким звоном маленькая горстка монет. Наши вооруженные охранники тем временем либо отдыхали под деревьями, либо отправлялись куда-то в заросли на берегу речки — чтобы поохотиться, как предполагала я.
Различные варианты той же самой сцены повторялись потом изо дня в день. Меня то и дело приглашали в какой-нибудь коттедж выпить сидра или молока; все женщины в таких случаях собирались в маленькой единственной комнатке, чтобы поговорить со мной. Иногда кучка домиков была достаточно велика, чтобы обзавестись таверной или даже гостиницей, в которых Дугал устраивал себе нечто вроде штаб-квартиры на целый день.
Случалось, что арендную плату вносили в виде лошади, овцы или иной живности. Животных, как правило, продавали кому-нибудь по соседству или обменивали на нечто более удобовозимое, Но если Джейми заявлял, что лошадь достойна конюшен Леоха, она присоединялась к нашему отряду.
Присутствие Джейми меня удивляло. Он, конечно, очень хорошо разбирался в лошадях, но тем же умением наделен был любой из наших мужчин, в том числе сам Дугал. К тому же лошади поступали в качестве оплаты не столь уж часто и не такой редкой породы, которая требовала бы услуг эксперта. Только через неделю после нашего отъезда, в деревне с неудобопроизносимым названием, я обнаружила, зачем Дугалу понадобился Джейми.
Деревня была маленькая, но тем не менее имела свою таверну с двумя или тремя столами и несколькими расшатанными табуретами. В ней Дугал и расположился, чтобы принимать арендную плату и вести записи. После неудобоваримой трапезы, которая состояла из соленой говядины и тушеной репы, он угостил элем арендаторов и работников, засидевшихся в, таверне после завершения сделок, а также немногих других обитателей деревни, заглянувших сюда по окончании трудов дневных, чтобы поглазеть на приезжих и послушать новости.